Но как-то раз он собрал всех кукол, чтобы сообщить им что-то важное. Они поняли это потому, что он прокашлялся и вынул трубку изо рта, чего с ним почти никогда не случалось.

- Ребята, тут такое дело... Похоже, мне придется уехать отсюда надолго. У меня в Тулузе есть дочка, ну вы знаете. Так вот, она заболела. Взять вас всех я не смогу, но кто хочет, может поехать со мной. Хотя кто бы это ни был, мне будет не хватать остальных.

И точка. Да и что еще тут скажешь? Думали куклы, спорили и как-то решили: одни с мастером поехали в Тулузу, а другие остались в магазине за хозяев. Только многие из них без него как-то заскучали, от нечего делать стали ссориться. Вроде и тесно без него стало, хотя наоборот должно быть. В общем, не то, что раньше, да и торговля не шибко шла. И постепенно многие стали поговаривать о том, что надо бы поехать попутешествовать, сколько можно, мол, на одном месте сидеть и тому подобное. Только и тут куклы разошлись во мнениях. Первая Дама заявила, что хочет непременно играть в театре в каком-нибудь большом городе, где она быстро станет знаменитостью. Правда, она не привыкла к перемене мест, но если путешествие и сопряжено с какими-то неудобствами, они будут временными и скоро сменятся сказочной славой и роскошью. Другие куклы пытались образумить ее, но она залилась такими бурными рыданиями, что от нее отступились. Дервиш вознамерился совершить паломничество в Мекку, но несколько поутих, когда ему напомнили, что он сделан из воска и жаркое солнце священного города вряд ли пойдет ему на пользу. Наконец, Крестьянин, до того все время молчавший, стукнул кулаком по столу и сказал, что он-то знает, чего хочет: жить подальше от шумных городов, в деревне, и завести хорошее хозяйство. Но не дело это - мастерскую бросать, мастер нас здесь оставил присматривать за ней. Поэтому все прочие могут катиться на все четыре стороны, а он остается здесь. И тогда все вконец перессорились, собрались впопыхах и уехали, оставив Крестьянина смотреть за мастерской и вести дела. И надо сказать, трудно же им пришлось! По настоянию Первой Дамы они организовали бродячий кукольный театр в надежде заработать немного денег и осесть в каком-нибудь городе. Всем им хотелось быть не только делом рук мастера, но и самим представлять из себя что-то, и кто их осудит за это? Но публика не шла на их спектакли, денег не хватало даже на костюмы для актеров, а Первая Дама через три дня после отъезда стала громко причитать, зачем она покинула отчий дом. Она не замолкала ни на минуту, и на время спектаклей ее приходилось связывать и засовывать ей в рот кляп. Пыльные дороги, дожди и придорожные канавы, где беднягам приходилось порой ночевать - все это тоже не улучшало ни их настроение, ни внешний вид, ни самочувствие. Бедный Дервиш под июльским безжалостным солнцем совсем раскис и стал похож на человека-невидимку под дождем. Грустный Клоун вздыхал и подсчитывал убытки - он ведал театральной бухгалтерией и от этого грустил еще больше. Кроме того, они постоянно ссорились друг с другом и старались выяснить, кто же виноват в том, что все складывается так худо. Почему-то это было так важно для них, словно речь шла о жизни или смерти. Вернулись они домой истерзанные и измученные. Крестьянин тоже был не особенно доволен своей одинокой жизнью. Раньше он мог хоть иногда ездить в деревню и дышать "настоящим воздухом", как он его называл, а, оставшись одному, надолго из мастерской не отлучишься. Да и привык он к шуму и гаму. Встрече все были рады. Но вот пришли они в себя, отдышались, отмылись, наелись и стали думать, как им быть? Невозможно же так жить: в мастерской оставаться - не жизнь, а прозябание какое-то, а поехали путешествовать - такого нахлебались, ни в сказке сказать ни пером описать. И решили они мастера навестить в Тулузе. Больше им некого было спросить.

Они приехали в Тулузу вечером и довольно быстро нашли дом мастера. Он вышел им навстречу со своей неизменной трубкой и радостным приветствием, - он очень волновался за них. Напоив всех горячим грогом, он попросил их подробно рассказать обо всем, что с ними произошло. Наконец, перебивая друг друга и перескакивая с одного на другое, они все рассказали. Воцарилось молчание, только слышно было, как пыхтела трубка мастера. И тогда Дервиш спросил:

- Скажи нам, отчего так получилось? Отчего мы не можем жить в мире друг с другом и со своими желаниями? Мы ведь марионетки, и нам так трудно научиться устраивать свои дела самим! Отчего желания наши не совпадают с тем, чего мы можем добиться?

Мастер все так же молчал, попыхивая трубкой. И вдруг в напряженной тишине кто-то из кукол пронзительно закричал:

- Это ты, ты во всем виноват! Зачем ты нас вообще делал, людям на посмешище?

Зачем ты сделал нас глупыми, раскрашенными деревяшками, да еще приделал нам эти дурацкие нитки, за которые мы постоянно дергаем друг друга?

Мастер внезапно поднялся из своего кресла и вышел на крыльцо.

- Когда Дервиш спросил меня, - сказал он, - я стал думать, что ему ответить. Он задал непростые вопросы, и я буду размышлять о них на досуге. Но теперь я ничего не скажу вам об этом. Я отвечу только на последнее обвинение. И слушайте внимательно, потому что я повторю свой ответ только один раз, остальное - ваше дело. Вы спросили, зачем я делал вас такими и почему я делал вас вообще. Так вот, - и он обвел медленным взглядом притихших кукол, сидевших, словно нашалившие ученики перед разгневанным учителем, - я делал вас ради собственного удовольствия. Понятно?

С этими словами он спустился с крыльца и пошел по дороге в сторону городского рынка.

КОНЕЦ.