Была лунная ночь. Мы с Мальчиком шли по лесной дороге, и слова наши текли, словно реки.
-В день нашей встречи ты подарил мне светлячка, - говорила я. - С тех пор он поселился у меня внутри и знай себе горит, как зеленый огонек, показывающий, что такси свободно. И всякий раз, глядя в твои глаза, я вижу его отражение. А потом ты поворачиваешься ко мне спиной, и я перестаю видеть отражение своей свободы...
-Я люблю стоять на перекрестке всех ветров и слушать, - говорил он. - Никто лучше ветра не разбирается в свободе. Я мог бы как-нибудь взять тебя с собой, но ведь ты боишься открытого пространства.

За кромкой леса вырисовывались контуры башни. Мы свернули к опушке. -После августа каждый раз приходит сентябрь. Глупо надеяться, что однажды в это время наступит май, как бы сильно этого не хотелось. Вспомни, сколько раз мы ходили по этой дороге, и всякий раз спотыкались об одни и те же корни. Время замкнуто в кольцо... Он протянул ко мне руку и вытащил из волос перо, которое подарила моя сова. Черенком пера Мальчик написал на моей правой ладони:

Было бы неплохо однажды сыграть блюз на звездах,
Чтобы и камни, и деревья подумали:
“Этот парень действительно существует!”

-Тебе не бывает холодно на перекрестке всех ветров? - спросила я. Словно реки текли наши слова, и я сказала:
-Для чего все это?
-Ну, я пошел, - сказал он.

Я жила в маленьком домике на опушке. Нахальные елки подступали к самому крыльцу, иногда их приходилось отгонять. Но зато там не было ветра. Все лето я ходила босиком, а зимой варила глинтвейн из деревенского вина и сушеных ягод. Он получался не совсем настоящим, зато был сварен на живом огне. Иногда ко мне в гости прилетала сова. Вообще-то она охотилась за моими снами, но это совершенно неважно. У совы была своя отдельная история.

История совы.

Когда-то сова была вполне обычной птицей. Спала днем, ночью охотилась. Но как-то сорока ей натрещала про кольцо. Что есть, мол, где-то в их лесу магическое кольцо, которое желания исполняет. И не все будто бы, а только самые сокровенные, хотя что это означает, не очень понятно. И решила сова, что неплохо было бы найти такую штучку. Так, чтоб было. А там видно будет - так примерно она думала.

Дело оказалось непростое. Прежде всего, как его искать? Сова - птица ночная, а и видела она не так чтоб очень. То, что движется, видела, а кольцо даром что ли магическое - наверняка лежит себе, прячется. Днем на него солнышко светит, оно и блестит. Сорока говорила, не то из платины сделано, не то из серебра какого-то особенного, в общем, блестеть должно. Значит, надо менять образ жизни - ночью спать, днем искать. И ведь кушать тоже надо!

Ничего, привыкла. Даже понравилось - мышки всякие стали гораздо чаще попадаться в лапы. Ночью-то они спят по норкам, а тут прыгают себе. И даже когда ее видят, прямо столбенеют, будто она не сова, а удав какой-нибудь. А про кольцо она как-то на время забыла. И однажды оно нашлось - лежало себе под кустом чертополоха, смирненькое такое. Сова обрадовалась, взяла его в клюв и видит, что оно для человеческих пальцев сделано. Кое-как нацепила на лапу, стала рассматривать. Ничего особенного, колечко, колечко, выйди на крылечко. Фыркнула, головой повертела во все стороны (а совы, между прочим, умеют голову до конца назад поворачивать и видеть, что у них за спиной), и полетела спать.

А дальше что? Как насчет сокровенных желаний? Заждались? Вот и сова заждалась, когда же чудеса начнутся. Не сказать, что совсем ничего не происходило, нет. Вот мыши ее вообще видеть перестали, охотиться даже неинтересно. Вот куча дневных птиц прилетают поболтать - во-первых, дневная сова это вам не фунт изюму, а во-вторых, с кольцом на лапе. Но все не то. Оно и понятно - не птичье это дело, магические кольца. И вот однажды она сидела, вертела кольцо на лапе. И вдруг почувствовала, что больше всего на свете ей хочется владеть этим кольцом по-настоящему, а не так, будто она его украла у кого-то. И тогда сова проглотила кольцо.

Вот как все получилось. А что там было дальше, она никогда не рассказывала. Да я и не спрашивала.
А Мальчик жил в башне. Наверное, когда-то она была сторожевая, но уже много лет стояла заброшенная. Говорят, там в подвалах полно интересных вещей, но я никогда не навещала Мальчика. На предметы вроде сторожевых башен гораздо приятнее смотреть со стороны леса.
Иногда он поднимался на плоскую крышу своей башни и подолгу стоял, запрокинув лицо вверх. Это место он и называл перекрестком всех ветров. А когда ветры забирали его с собой, наползал туман, и башня плавала в облаках, как игрушечный утенок плавает в ванне, наполненной мыльной пеной. В такие вечера я ставила у своего окна зажженную свечу, чтобы он смог вернуться, когда захочет. Это очень важно, чтобы смог вернуться. Ведь светлячка, который живет во мне, издалека не разглядишь. Однажды сова сказала:
-Ты не можешь знать, увидишь ли его еще когда-нибудь. Но ведь также неизвестно, что может случиться, если свеча погаснет.

Той ночью я проснулась от шума. Ураган сотрясал лес, и было слышно, как стонут деревья, не в силах вырваться и убежать в более безопасное место. Такое, как мой дом. Конечно, это было совсем не такое уж безопасное место, но что толку думать про это?
К утру буря стихла. Я задремала на рассвете, а в полдень прилетела сова. Она коротко стукнула клювом в окно, а когда я открыла, стряхнула с лапы мне на колени что-то блестящее. Кольцо.
-Надень! - крикнула она и полетела прочь.
-Но как?.. - спросила я. Сова в ответ уронила очередное перо. Когда-нибудь у меня вырастет сад из совиных перьев. Интересно, какие в нем будут плоды.
Кольцо пришлось впору на указательный палец правой руки. И мне нравилось носить его так. Раньше мне надоедало все, что не было моим телом, а кольцо совсем не мешало - как будто само выросло на пальце.
После той бури башню больше не было видно из леса. Под ней просела земля, и башня казалась не выше окрестных холмов. К тому же, погода стояла пасмурная и сырая. Солнце проглянуло только через неделю, перед самым закатом, словно хотело сказать: “Я не надолго, не рассчитывайте на меня”. Но и это стоило хорошей прогулки. Я шла вдоль опушки, навстречу заходящему солнцу, и сумерки сгущались слева, а справа воздух синел, и облака просвечивали розовым. И вдруг в этом уже густо-синем небе проклюнулись звезды. Сразу много, будто кто-то зачерпнул горсть и швырнул через все небо. И они зазвучали. Они пели что-то нестерпимо пронзительное и совершенно беззвучное. Это была живая грусть, льющаяся со звезд прямо в сердце.